Вступление
Хотел бы вставить какую-нибудь умную цитату, да не могу. И неудивительно: аналог тому, что происходило в центре Италии, да и по всей католической Европе, на протяжении XIV-XVI веков найти достаточно трудно. Затяжной кризис самой крупной из христианских церквей, закончившийся расколом, а также государства, принадлежавшего главам этой церкви – вот предмет моего рассмотрения. На первый взгляд в теме с избытком хватает странностей, подчас даже сюрреализма, проблем, вопросов и, что, казалось бы, логично, духовных сущностей. Впрочем, если присмотреться, то многое, пусть и не всё, вполне логично объясняется, причём безо всяких духовных костылей. И я постараюсь это доказать.
Но для начала надо заранее уговориться: под папством здесь имеется в виду не только католическая церковь, но и государство, управляемое главами этой церкви. Собственно, потому статья и будет посвящена кризису именно папства, а не католичества. Католическая церковь и Папская область на тот момент настолько сильно связанные друг с другом вещи, что с грамотным отделением одного от другого, боюсь, не справится даже гений исторической хирургии. У этих двух организаций, по сути, был единый аппарат управления, из-за чего граница между ними становится довольно условной. Поэтому рассматривать их лучше вместе. И вот после этого уже стоит перейти к истории кризиса.
Автор: Максим Астраускас
Расцвет расцвету – рознь
Как бы странно ни прозвучало, начинать рассматривать кризис папства лучше с рассмотрения его расцвета. Потому что то, как выглядел и что из себя представлял расцвет этой конструкции из двух тел и одной головы, может многое нам сказать об истоках кризиса и помочь уже на этом этапе догадаться о многих будущих проблемах как папской церкви, так и папского государства.
Итак, начало XIII века. Папство на пике своего могущества. Короли всё чаще признают себя вассалами главы католической церкви, слово папы Иннокентия III (1198-1216) имеет большой вес в Европе, оплот православия, Константинополь, в 1204 году пал под ударами крестоносцев, еретики-катары уже де-факто раздавлены, влияние церкви растёт. Казалось бы, дальше для папства всё будет только лучше. Но! Всегда есть какое-то «но», верно? Уже в 1240-е годы около Рима разгуливают отряды императора Священной Римской Империи, Фридриха II Гогенштауфена, причём разгуливают так, что напрямую подрывают власть понтификов вне столицы[1]. В 1260-е папа Урбан IV оказался не в состоянии победить бастарда Фридриха, Манфреда, бывшего тогда королём Сицилии, из-за чего был вынужден приглашать на сицилийский престол иностранных принцев[2]. А в начале XIV века вообще случились события, которые принято считать началом кризиса, о которых, впрочем, следует подробно рассказать в другой части. И возникает справедливый вопрос: что случилось? Что произошло за несколько десятилетий после достижения пика силы и влияния? И это интересный вопрос. Только, чтобы на него ответить, гораздо лучше было бы сначала задать другой вопрос: а каков был характер могущества папства в начале XIII века?
Вы заметили, что я перечислил, когда говорил о расцвете? Присягающие короли, вес в Европе и прочее – всё это касается вопросов внешней политики и взаимоотношений между церковью и государствами Европы. И да, английский король Иоанн Безземельный, например, признал себя вассалом папы… но только потому, что находился в опасном положении, в котором конфликт с папой мог плохо кончиться[3]. Короли Пиренейских королевств выказывали папе большое почтение… но, прежде всего, потому что поддержка церкви помогала Реконкисте, борьбе с испанскими мусульманами[4]. В Скандинавии тоже папа понадобился политическим игрокам: в Норвегии была междоусобица между баглерами (от названия епископского посоха) и биркебейнерами (что-то вроде «лапотники», проще говоря – мужичьё)[5], в Швеции – тоже борьба за престол[6]. А как мы все знаем, поддержка церкви в таких случаях даёт буст к легитимности и, как следствие, к росту поддержки народонаселения. И если в Норвегии Сверрир, кандидат от биркебейнеров, до самой своей смерти в 1202 году состоял в разрыве с церковью, то его наследники и кандидаты от баглеров были не прочь заручиться помощью Святого Престола. В Дании же к XIII веку нашли золотую жилу по добыче земли: крестовые походы против славян и эстов[7]. Это естественным образом склоняло датчан к поддержанию хороших отношений с папством. У французского короля Филиппа II Августа было аж два взаимосвязанных мотива потворствовать церковникам: во-первых, его домен был маловат для того, чтобы противостоять папству, англичан с вассалами бы победить для начала, а, во-вторых, папа давал легальный повод этот самый домен вырастить за счёт альбигойских крестовых походов[8]. На восточных окраинах, то есть в Польше и Венгрии, у папства тоже всё было схвачено: в Польше шла борьба многочисленных князей и церковь там была сильна, как единый крупный землевладелец, её союз удельные князья приобретали за разнообразные уступки[9]; в Венгрии духовные магнаты тоже были сильны и влияли на королевские решения, что видно по двум Золотым буллам, изданным как раз в начале XIII века[10].
При этом, умерить внешнеполитический пыл пап стало на время некому: в Сицилийском королевстве, казалось бы, сильном, централизованном, королём на начало XIII века был малолетний Фридрих Гогенштауфен, сын германского и сицилийского короля Генриха VI. Более того, после смерти матери маленького короля опекуном Фридриха сделался… папа Иннокентий III[11]. Очень удобно, надо сказать. В Священной же Римской Империи в тот же период царил хаос: императором, не без помощи церкви, стал Оттон IV Вельф, который, впрочем, не смог укрепить свою власть в стране. Его власть была слабой из-за плохих отношений с крупными феодалами, а неудачи в междоусобицах и войне с французами только подорвали её. Под конец жизни Оттон IV вступил в конфликт даже с папой Иннокентием и тот убедил германских князей выбрать королём своего сицилийского воспитанника, Фридриха, ставшего Фридрихом II[12]. Знал бы он, чем это кончится, конечно…
И у меня вопрос к читателям: не видите ли вы здесь какой-нибудь проблемы? Если нет, то я вам подскажу. Папы оказались на пике своего могущества тогда… когда оказались нужны многим политическим игрокам одновременно. То есть, как только церковь перестанет быть этим всем королям нужным, они про свои красивые клятвы и поцелуи папских стоп просто забудут. И один пример тому уже упоминался: как только Фридрих II Гогенштауфен в 1220 году получил императорскую корону, долгое и плодотворное союзничество с папством де-факто закончилось. Были и другие примеры. Попытка заручиться авторитетом церкви для Иоанна Безземельного не принесла желаемого результата: Великую хартию вольностей подписывать в 1215 году всё же пришлось. А потому после этого королю Иоанну стало как-то плевать на то, что он обещал какому-то Иннокентию III. Более того, статус вассала церкви не мешал английскому монарху почти в одни ворота получать удар за ударом от французского коллеги. Педро II Арагонский, герой решающей битвы Реконкисты, битвы при Лас Навас де Толоса, прозванный Католиком, уже на следующий год после своего триумфа… идёт защищать еретиков-катар от крестоносного войска графа де Монфора[13] (!!!). Да, делал он это для мужа своей сестры, графа Тулузы Раймона, однако здесь важнее даже сам факт, что недавний крестоносец против мавров уже через год забыл о благоговении перед Святым Престолом и только случайное поражение при Мюре и гибель остановили его.
Таким образом, этот аспект расцвета папства сложился во многом из-за стечения обстоятельств. Множество событий и явлений совпали в одно время, и, собственно, поэтому понтифики получили возможность почувствовать себя самыми главными в Европе. Однако стоило Фридриху Гогенштауфену получить императорскую корону, французским королям разделаться с катарами, а арагонскому королю разбить мавров, как всё почтение к папской персоне превращалось в пустую формальность, ни к чему никого не обязывающую. Словом, такого рода могущество не могло не быть весьма ограниченным по времени. Звёзды сошлись только затем, чтобы снова разойтись, причём, как оказалось, навсегда.
Немного о Граде Божьем…
Впрочем, не обстановкой единой сыт папа Римский, крепким подспорьем ему во внешней политике была огромная религиозная организация, католическая церковь. Именно в этой сфере папство в данный период чувствовало себя как рыба в воде.
Сами посудите: в XIII веке после Альбигойских войн не наблюдалось серьёзных религиозных волнений. На протяжении того века появилось множество католических монашеских орденов, в том числе и нищенствующих. Францисканский и Доминиканский ордена имели большое влияние на религиозную жизнь общества, не выводя её за пределы влияния католической церкви. Первый оказался быстро привязан к высшему духовенству даже несмотря на статус нищенствующего[14]. Монашество основывало монастыри, расширяя церковные владения и обогащая всю церковную организацию. Богатые монастыри обеспечивали процветание католичества как финансово, так и культурно. Монастыри были центрами образования и культурной жизни, где создавались письменные памятники культуры и даже шедевры изобразительного искусства[15]. Подчинённые церкви университеты стали местом развития богословия, причём именно в XIII веке католическая теология достигла своего пика: Фома Аквинский, лучший систематизатор католических догм, создал свою «Сумму теологии» именно в XIII веке. Происходит распространение католичества на оставшиеся языческими земли Восточной Европы, чему способствуют новые духовно-рыцарские ордена, такие как Тевтонский или Орден меченосцев. Изгнанный из Палестины арабами Орден тамплиеров становился всё сильнее, благодаря выдаче ссуд и прочей финансовой деятельности[16]. Слово понтифика являлось значимым для всех представителей духовенства, по меньшей мере, что только больше закрепилось благодаря Клюнийской реформе[17]. Папы не были в глазах верующих французскими, итальянскими или германскими, они были католиками. Их принадлежность к определённому этносу или связи с некоторыми светскими властителями не являлась значимым фактором для католиков. Об этом говорит то, что волнения относительно этнической принадлежности Христова викария относятся уже к XIV веку, ко второй его половине[18].
Нет, ясное дело, проблемы имелись: понтификами, за исключением антипап, становились, чаще всего, либо римляне, либо жители других уголков Италии, что влияло на приоритеты не только государственной, но и религиозной политики глав католической церкви. Протестантский теолог Чарльз Бриггс назвал это явление «провинциализацией» папства[19]. Ей способствовал даже социальный состав высшего духовенства, которое выбирало новых понтификов: оно в значительной мере состояло из римских аристократов[20]. Проблема может показаться незначительной, но, при должной встряске обстановки, «провинциализация» руководства церкви могла стать почвой для сепаратистских настроений среди регионального духовенства. Еретические учения, несмотря на противодействие, иногда продолжали жить, чему пример – существование секты вальденсов[21]. Но всё это были незначительные вещи, большее значение они могли приобрести лишь со временем. Была ещё одна проблема, пожалуй, самая серьёзная: руководство церкви и церковного государства было представлено одним и теми же людьми. То есть, одни и те же прелаты, легаты, кардиналы, камерарии и прочие чиновники папского аппарата управления должны были одновременно управлять и религиозной организацией, и Папской областью. А учитывая происхождение части из них и материальную их заинтересованность в установлении своей власти в Риме и остальной стране, можно понять, как церковная, казалось бы, администрация выстраивала пирамиду приоритетов. И, забегая надолго вперёд, скажу, что Град Земной утянет за собой в пучины греха Град Небесный. Но пока что до этого ещё далеко и нужно констатировать факт: в XIII веке католическая церковь была на пике могущества. И чтобы понять, почему счастье быстро закончилось, придётся спуститься с небес на землю…
… и много о Граде Земном
Где-то в этот момент у читателя может возникнуть вопрос: пока что речь шла о делах, по большей части, церковных, а как поживало в начале XIII века второе тело этого единоглавого существа? Ну, в этом плане у папства тоже было солидное достижение: папа Римский, в кои-то веки, смог установить свою власть над территорией своего государства. После такого заявления у кого-то может всплыть в голове синий экран смерти, а потому объясню подробнее.
Если католическая церковь – организация довольно специфическая, во многом сохранившая свою средневековую структуру вплоть до наших дней, то вот государство Папская область было в весьма многих аспектах государством своего времени, пусть и со множеством нюансов. Впрочем, государство Средних веков для современного человека и есть один большой нюанс. Современный человек при слове «государство» склонен представлять себе развитую систему, в которой царят учёт и отчётность, в которой без бумажки ты – букашка. Однако в Средние века государство – странный предмет. Вроде бы у местности есть король, у короля есть какой-никакой аппарат управления, хотя бы на пять хорошо известных игрокам Crusader Kings 2 персон, но на деле большая часть страны живёт в состоянии полуанархии. Средневековое государство не довлеет над всеми, оно есть, во многом, только на куске пергамента, на котором перечислена вся титулатура короля. Исключения были, но на то они исключения, чтобы подтверждать правило. И Папская область к исключениям не относилась.
Почему так происходит? Посмотрим на ситуацию от лица папы Римского. Итак, собираются после смерти очередного понтифика кардиналы, шушукаются и, обычно, из своих же рядов выбирают нового главу католической церкви. Что это значит? А то, что ты, даже если кардиналом не был, оказываешься среди толпы придворных и церковных чинов, из которых тебе придётся выбирать себе советников и исполнителей твоей воли. Казалось бы, в этом никакой проблемы нет. Даже наоборот, вокруг тебя сконцентрированы в большом количестве относительно грамотные специалисты в области управления, готовый и довольно большой бюрократический аппарат. Но это так, если не смотреть на социальное происхождение значительной части этих управленцев. А ведь фамилии многих достопочтенных кардиналов были знакомы средневековому римлянину очень близко: Орсини, Колонна, Папарески, Каэтани, Конти, Савелли и прочие. Знакомы они римлянину были по одной простой причине: это были ребята хуже народа, «лучшие люди города». Городская аристократия, феодалы с владениями вне Рима, семейства предыдущих понтификов – все эти люди составляли весьма значимую часть верхушки папской бюрократии. Причём это заметно даже по списку пап Римских XII-XIII веков, даже среди понтификов упомянутые фамилии периодически всплывают, если начать их отслеживать[22]. Из рода Каэтани происходил даже папа Бонифаций VIII, которого мы потом ещё отдельно вспомним. То есть, аристократы уже проникли в административный аппарат как церкви, так и государства.
Между тем, на пути установления прочной государственной власти в Средние века стояли две враждующие силы: феодалы и горожане. Начнём с первых. Феодалы, что на то время примерно равно аристократии, – это сословие крупных землевладельцев, которые на начало XIII века по праву наследования владеют большей частью земли в государстве. Впрочем, де-факто феодалами были и правители государств, да и города, обретая независимость, превращались в крупных земельных собственников. Однако здесь важно то, что это сословие являлось собственником огромных земельных просторов, причём его представители были не просто наделены правом, но часто были даже обязаны по присяге иметь собственные вооружённые отряды, вершить суд, словом, быть полноценной властью над территорией, которой владеют. Со временем эти мини-короли обзаводились укреплённым резиденциями, захватить которые стоило немалого труда даже для большого войска. Значительная часть любого европейского государственного войска долгое время состояла из отрядов этих замечательных людей. И всё это естественным образом мешало распространять власть монаршего двора за пределы принадлежащей городу сельской местности, в нашем случае – контадо. А теперь вспоминаем абзац выше и понимаем, что в рассматриваемый период папский двор даже не был заинтересован в таком распространении своей власти, так как во многом состоял из родичей тех самых феодалов, которые эту власть не пускают дальше римского контадо. Причём, так как старшему сыну в семьях таких серьёзных людей доставалось если не всё, как во Франции, то большая часть имущества, церковная карьера чаще всего была уделом младших детей, чему свидетельство хотя бы биография папы Николая III[23]. Я надеюсь, все понимают, что младший сын отцу в то время был не указ, а вот отец младшему сыну – ещё как? А если вспомнить, что светские сеньоры активно участвовали в назначении высших иерархов на своей земле[24]? То есть, влияние знатных родов на церковный аппарат было во многом односторонним, в обратную сторону влияние работало плохо, если работало вообще.
Впрочем, знать не представляла собой монолита вне борьбы с горожанами и централизацией власти монарха. И даже в рамках этой борьбы находились отдельные люди или даже семейства «предателей», которые шли поперёк общесословным тенденциям. Пусть это и произошло много позже рассматриваемого периода, однако в 1340-е годы род Орсини не выступил вместе со всеми остальными видными фамилиями Вечного города против коммуны[25]. Конечно, это скорее можно назвать исключениями, которые лишь подтверждали правило, ведь существовало относительное сословное единство феодалов в общественном противостоянии. Однако совсем их выкидывать из поля зрения нельзя.
Таким образом, папский двор или Курию аристократия частично контролировала, частично – сдерживала через силовое сопротивление. Поэтому контроль папства над сельской местностью, не принадлежащей церкви, фактически отсутствовал.
С другой стороны, казалось бы, есть города и, следовательно, Курии можно было провернуть французский финт ушами: дать городам то, чего они хотят, и с их помощью рано или поздно подавить сопротивление феодалов. Однако города хотели то, чего Курия им давать не хотела: самоуправления. Дело в том, что по мере роста городов, их население обнаруживало свой статус собственности, государственной или частной, неприемлемым. Даже города, которые вырастали из деревень на землях феодалов, начинали стремиться к самостоятельности. Так, например, обитатели французского города Лан были де-юре сервами, французским аналогом крепостных, однако смогли выкупиться у хозяев и организовать коммуну. Когда же сеньоры города смогли через подкуп короля коммуну ликвидировать, горожане напали на владевшего городом епископа и убили его[26]. Кстати, то, что эта история произошла не абы с кем, а с епископом, довольно показательна: религиозное сознание не мешало людям убивать «божиих слуг», особенно, если эти люди не понаслышке знакомы со злодеяниями этих самых «слуг».
В Папской области же дело сложилось так, что папы не хотели давать Риму коммунальные права. И, знаете, учитывая происхождение части высшего клира, а подчас – и самих пап, неудивительно. Во-первых, пренебрежительное отношение к людям из-за низкого происхождения в Средние века было не просто в порядке вещей, а чуть ли не закреплено законом. Если сейчас мажоры могут играть в панибратство с людьми происхождением пониже, то тогда при любом сношении аристократа, даже юного, с простым людом обе стороны должны были подчёркивать социальную разницу между собой. Причём в обычных условиях их даже заставлять не требовалось: правила поведения в таких случаях закладывались с детства. Во-вторых, создание коммун ограничивало власть аристократических семей в городах и особенно – в Риме. Судя по некоторым сведениям, традиционная забава знатных фамилий города Рима под названием «резня» имела корни ещё в XII-XIII веках. По крайней мере, эти сведения гласят, что у рода Орсини хватило… силы воли, скажем так, чтобы начать резаться прямо в городе с родичами новоизбранного папы Иннокентия III, Скотти, вскоре после избрания последнего[27]. Вот только проблема в том, что без вреда для города заниматься подобными развлечениями невозможно. И коммуна, если станет сильной, наверняка попытается что-нибудь сделать с особо буйными кланами. Следовательно, горожан надо всячески ослаблять и щемить в правах. Конечно, пик конфликта между ремесленным сбродом и голубокровыми синьорами в апостольской столице нас ждёт ещё впереди, но кардинальная разнонаправленность интересов пусть и окопавшихся посреди Вечного города, но крупных землевладельцев, элиты, и всяких ремесленных и торговых дешёвок была очевидна всем постоянно. В-третьих, даже если отделить Курию от аристократии, в краткосрочной перспективе дарование коммунальных прав казалось невыгодным: возможность выжимать город досуха исчезала. А в долгосрочной перспективе… А кто ж в ней думал тогда? Да и, учитывая чисто технические возможности сбора хоть какой-то информации, думать в долгосрок особого смыла в то время не имело: для грамотной оценки далёких перспектив, нужна, по-хорошему, куча данных, которую взять было неоткуда. Тем более, что даже сейчас, с высоты наших дней, непонятно, было бы Риму лучше от ставки понтификов на коммуну? Словом, предприятие «папская коммуна» оценить сложно по сей день, а тогда оно и вовсе воспринималось, как нечто недопустимое.
Впрочем, горожане, отдавая себе отчёт во всём сказанном выше, не очень-то и ожидали одобрения Его Святейшества. Как и положено торгашеской сволочи, они куда-то потеряли пиетет к папской персоне, и уже в 1143 году викария Христа из Рима попросту выперли, после чего объявили в городе республику[28]. Причём в 1145 году папа Луций (Люций) II попробовал возглавить атаку на занятый римлянами Капитолий, но по некоторым данным был то ли серьёзно ранен, то ли убит. И обитателей Вечного города нисколечки, надо заметить, не смутило то, что они могут нанести вред главе своей церкви. Более того, у них в 1145 году нашёлся свой духовный лидер, Арнольд Брешианский. И хоть формально восстание 1143 года закончилось договором с папой Евгением III о признании коммуны в 1145 году, но за 1140-е и 1150-е годы апостольская столица ещё несколько раз бунтовала: в 1146 году Евгений III сбежал из Рима, чтобы с боем вернуться только в 1149 году[29]. И, вы не поверите, в 1150 году папа Евгений опять сбежал из столицы, спасаясь от толп «благодарных» прихожан[30]. Более того, в 1149 году, когда горожан Рима всё же вынудили согласиться впустить городского епископа и, по совместительству, главу огромной христианской церкви, они смогла заставить папу не трогать Арнольда Брешианского, который, вообще-то был понтифику конкурентом в делах духовных[31]. Чтобы наконец осесть в Риме, папе Евгению понадобилось, ни много, ни мало, позвать на помощь Фридриха I Барбароссу, соблазнив его императорской короной[32] (!!!). Воспользоваться этой помощью удалось, правда, только Адриану IV (1154-1159), но так или иначе императором Барбаросса стал. Надеюсь, кстати, мне не надо напоминать, чем знаменит этот император. А самые внимательные читатели наверняка поймут меня, если я скажу, что короновать императора Фридриха I стоило папе Иннокентию II, для полного феншуя.
А ведь уже вскоре ко всему этому приложится борьба гвельфов и гибеллинов, сторонников папы и императора соответственно, которая разделит города Италии на две враждующих партии. И если в городах Северной Италии часто бывало, что императором прикрывалась знать, а папой – народ и купечество, то в Риме всё было с точностью до наоборот. Народ часто выступал именно с гибеллинских позиций, в то время как повязанная с Курией знать защищала власть пап. Уже после расцвета папства дошло до смешного: столицей формального лидера коалиции гвельфов в 1250-е годы де-факто управлял гибеллин, Бранкалеоне д’Андоло[33]. Конечно, это скорее было номинальным гибеллинством, заключавшееся не столько в желании иметь вместо власти церкви власть императора, сколько просто скинуть первую, а дальше – республика. Однако выглядит, особенно с высоты наших дней, всё равно странно.
И это, напоминаю, речь пока только о Риме, папской столице. По идее этот город должен был быть для власти понтификов надёжной опорой. А на практике в апостольскую столицу викарий Христа мог не попасть ни разу за несколько лет. Давайте теперь подумаем, насколько надёжными были другие города Папской области? Да, конечно, между городами были противоречия, а потому, например, Витербо с удовольствием принял к себе римского епископа, когда его выгнали из собственного города[34]. Вот только это продолжалось ровно до тех пор, пока понтифик не оседал снова в Риме. После этого распоряжениями главы государства витербийцы могли спокойно и без последствий топить печь. Как и жители других городов государства.
Таким образом, у папства, с одной стороны, неподконтрольная знать, что при феодальном государстве нормально, а, с другой стороны, почему-то тоже неподконтрольные города, что уже не очень нормально. Обычно хотя бы столица могла служить опорой монарха даже в Средние века, однако это не про Папскую область. Мало того, что имеющие свои гнёзда в Риме феодалы иногда устраивают резню, причём частенько без какого-либо контроля Курией, так ещё и горожане недовольны папской властью. Да, конечно, Рим был слабее таких городов как Флоренция во многих отношениях, да и находился в других условиях, из-за чего не мог позволить себе такую роскошь, как быть республикой (о чём стоит сказать поподробнее чуть позже). Однако от этого понтификам не было сильно легче: их столица всё ещё представляла собой пороховую бочку, которая при неосторожном обращении может пошатнуть и без того не прочно стоящую власть. Про остальные города и говорить не стоит: плох итальянский город, не мечтающий о независимости. А о независимости от церковной власти – особенно. Болонья не даст соврать. А даже если эту жажду независимости всё же подавляют, как это в конце XIII века случалось, то новые хозяева города в Папской области не торопились отдавать фактическую власть Курии, как не торопились Малатеста в Римини, Монтефельтро в Урбино и многие другие[35].
Парад совпадений или «бабье лето» папства
Однако в начале XIII века свершилось чудо. Вернее, опять совпадение кучи факторов в одном месте и в одно время. Да и не совсем в XIII веке это началось. Но, тем не менее, совпадение случилось. Что это были за факторы?
Первое: наличие у папы опоры в Риме. В 1198 году новым викарием Христа был избран Лотарио де Конти, ставший Иннокентием III, который не только сам происходил из феодального рода, но и был сыном представительницы знатного семейства Скотти. У Конти было своё гнездо в апостольской столице, увенчанное башней, как многие другие феодальные твердыни в Вечном городе. Да, укрепление фамильной крепости привело Иннокентия к конфликту как со знатью, так и с народом, а также заставил его покинуть свою столицу[36]. Однако, во-первых, уже вскоре горожане сами изъявили желание принять своего епископа обратно, а, во-вторых, само наличие хоть какой-то надёжной точки опоры было важным преимуществом для понтифика. Это уже был важный фактор, серьёзная предпосылка для укрепления власти Курии в государстве. Однако этого ещё было недостаточно: папы из числа знати, как я уже упоминал, бывали и раньше, но им чего-то недоставало.
Второе: личные качества новоизбранного главы церкви. Прежде всего Иннокентий III обладал важным качеством для любого правителя – благоразумием. Он не стремился уничтожать всех своих соперников силой, так как понимал, что не имеет возможности. Более того, он вполне мог соблюдать традиции, такие как раздача «донатива» после избрания. Он явно понимал, что может далеко не всё, а потому действовал во многом уговорами и дипломатией, как в случае с возмущением горожан против наступления на клан Пьерлеони. Тут надо сказать, что род этот поддерживал идеи республики, а его представитель, Иордан Пьерлеони, оказался во главе восставшего Рима в 1144 году[37], из-за чего назвать его чужим человеком для коммуны Вечного города сложно. Но, тем не менее, Иннокентий не только начал публичный суд против Пьерлеони, но и выиграл его[38]. Это было бы сложно, если бы понтифик не понимал, где находится, а ведь именно понимание обстановки и выделяет благоразумного человека. Непотизм, как к нему ни относись, также был признаком вполне разумного поведения папы: семья была главной опорой его власти. Именно поэтому брат папы, Рикардо, с помощью Иннокентия укрепил фамильное гнездо в Риме, построив башню Торре деи Конти, а муж сестры понтифика, Пьетро Аннибальди, стал сенатором Рима[39].
Однако одного благоразумия, как показывала неоднократно история, было мало, чтобы подчинить такую специфическую территорию, как Папская область. Благо для Иннокентия III, он обладал ещё многими качествами, из которых особо надо выделить решительность. Казалось бы, это плохо сочетается с благоразумия, но нет. Понтифик понимал, где находится, знал, где не стоит применять силу, однако он не менял своей цели: стать по-настоящему правителем своего государства. И случаи, когда Иннокентий проявлял твёрдость в своих делах, подтверждают, что у него была именно эта цель. Проявил он решительность в первые же дни после избрания, когда решил, что сам определит дату и способ раздачи донатива, денежного подарка, который требовали себе римляне от новоизбранного папы[40]. Здесь, кстати, можно заметить сочетание благоразумия и решительности: понтифик понимал, что без донатива не обойтись, однако, дабы поставить себе перед горожанами, он проигнорировал всеобщее недовольство тем, что день раздачи подарков и размер их выдачи на человека будет решать, внезапно, нынешний хозяин этих подарков. Твёрд Иннокентий был и в намерении победить враждебные ему феодальные кланы. Несмотря на редкие уступки, в конце концов он победил двух аристократов и, вероятно, их семейства, Пьерлеони и Капаччи, которые мешали установлению его власти[41]. Проявил своё упорство в достижении цели понтифик и вне Рима: он всеми способами выдавливал поставленных на территории Папской области императором Священной Римской Империи Генрихом VI чиновников и сеньоров. Так папа Иннокентий долго и упорно боролся с маркграфом Анконы, одного из немногих приморских городов церковного государства, Марквардом фон Аннвайлером, пока тот не был вынужден бежать на Сицилию[42]. Причём для этого он использовал многие средства, включая дипломатию, привлекая к борьбе с Марквардом коммуны Северной Италии[43]. Словом, человек был волевой, пытающийся добиться своей цели самыми разными способами. В то время, когда Папская область была окружена владениями не очень устойчивых республик, короля-ребёнка и императора, под которым шатается трон, а Рим находился в руках враждующих между собой и мелко плавающих группировок, это было важное качество для Христова викария.
Безусловно, Иннокентий был личностью неординарной, многое свидетельствует о его образованности, красноречии (убедить горожан в том, что их союзник, Пьерлеони, не прав без красноречия было бы довольно сложно), не самом узком политическом кругозоре, на фоне некоторых других политиков того времени, и прочих редких положительных качествах. Однако в процессе централизации Папской области наиболее важную роль играли именно указанные ранее два. Без благоразумия Иннокентия не смог бы удержать даже родовой замок в Риме, без твёрдости – не смог бы подчинить себе хоть кого-то. При их же помощи он смог превратить больше юридическое, чем фактически существующее территориальное объединение во что-то приближенное к государству.
Третье условие, при котором собрать Папскую область хоть во что-то напоминающее единство, – это отсутствие серьёзной внешней угрозы. О том, в каких тепличных условиях оказалась Курия в тот период времени, я уже говорил выше. Сейчас пройдусь кратко, по соседям Папской области: сильный император Священной Римской империи мёртв, в Сицилийском королевстве формально правит его малолетний сын, опекуном которого стал папа, Франция ещё только собиралась под знамёнами королей в какое-то подобие полноценного государства, а испанские королевства, хоть к концу XIII века и проявили свой интерес к Италии, в понтификат Иннокентия всё же имели куда более насущные проблемы в виде арабов. Помешать понтифику собирать под свою руку земли, по бумагам ему принадлежащие, было, по сути, некому.
Впрочем, всё вышеперечисленное мало повлияло бы на ситуацию, если бы не одно важное «но»: последним фактором, который составил импровизированный парад совпадений, была слабость римской коммуны. Только слабость столичных горожан позволила понтифику получить хоть какую-то базу для дальнейших поползновений. А ведь, казалось бы, Рим – один из самых известных городов Италии, символ почившей в Бозе империи, как он может оказаться на задворках важнейших процессов на полуострове, которые определят его будущее на сотни лет вперёд? Однако нет, Рим не оказался сильным очагом коммунального движения. Слабость ремесленных и торговых организаций, о которой стоит сказать ниже, оказалась фатальной для каких-либо проектов новой республики. У римлян не получалось выгнать папу насовсем: рано или поздно он возвращался, пусть и принуждённый к компромиссам. Пока миланский архиепископ плакал в подушку от бессилия сделать что-либо непокорным горожанам, пока тосканские феодалы поднимали лапки перед новообразованными республиками, римляне зачастую неудачно пытались принудить папскую Курию хоть к каким-то уступкам в свою пользу. И даже периоды редкого получения горожанами хоть какой-то власти, не вели к коренным положительным изменениям. Именно это было главной удачей для Иннокентия III, который не упустил возможность и ухватил её за хвост, возносясь в невиданные для папства выси. Если искать период зенита могущества понтификов, солнечного лета, то это было оно. Впрочем, история показала, что это лето было фальшивым…
Многие, наверное, знают, что в начале или даже середине осени нагретый за лето воздух начинает двигаться, что приводит к неожиданно тёплой погоде там, где пролетает его путь. Однако, так как воздух движется, тёплый период заканчивается и довольно быстро, после чего по расслабившимся было людишкам сильным похолоданием. Это назвали в нашей стране «бабьим летом». Так вот, подобное «бабье лето» было в истории папства. Ведь то, что для папы Иннокентия было удачей, было бедой для государства Папская область и, следовательно, для церкви в долгосрочной перспективе. Слабость коммуны в Риме давала Курии возможность взять город под хоть какой-то контроль и привести его к покорности, но делала экономику государства всё более и более отсталой. Ведь горожане стремились к коммуне не просто так: она давала возможность ремесленным цехам и торговым гильдиям самим определять правила торговой и ремесленной игры. Многие феодальные поборы в коммунах упразднялись, одно это уже давало цеховикам и купцам возможность получать от своего дела больше денег и, следовательно, развиваться. Логика рыночной экономики при коммуне могла в полную силу сработать в пользу города, Однако для этого коммуна должна контролировать ситуацию в городе, чему и папа, и феодальные кланы мешали, как могли. Впрочем, не только в их сопротивлении дело. Проблема была куда глубже.
Чтобы её рассмотреть, придётся вернуться к логике рыночной экономики. Как многие, наверное, помнят из курса обществознания, главные вопросы перед производителем, даже самым мелким кустарём, следующие: что, как и для кого производить? И последний вопрос является далеко не последним по значимости. Ведь если сначала на вопрос «что» и «как» отвечают, исходя из имеющихся на данный момент и, как правило, весьма ограниченных в количестве ресурсов и орудий труда, то со временем ответы на эти вопросы определяются, исходя из того, кто продукт потребляет. Для начинающего средневекового ремесленника вопрос «для кого» – риторический. Кто, кроме соседей, вообще узнает на первых порах, что у тебя появилась лавка? Но вот когда из-за удобства ли расположения, из-за дешевизны ли товара, а то и, чем чёрт не шутит, из-за высокого ли его качества, к тебе начинают захаживать люди вне твоего привычного круга, а то и из другого сословия, наступает самое время призадуматься: на кого работать?
Современный человек, знакомый с азами экономики и, следовательно, с хотя бы базовыми положениям, по меньшей мере, Адама Смита, уже тут призадумался бы: конечно, оно приятно работать на солидных господ с тугими кошельками… но их раз-два и обчёлся. Да, платят господа с хорошими лицами огромную сумму на единицу товара или услуги, но их производство и тебе самому влетит либо в копеечку, либо в огромный ручной труд. А мы все тут помним «как государство богатеет/И чем живёт, и почему/Не нужно золота ему/Когда простой продукт имеет». Поэтому, если массовый производитель сейчас представлен, прежде всего, гигантскими корпорациями, огромное влияние которых на мировую экономику неоспоримо, то вот «люксовые» производители часто сохраняют пережитки ремесленного периода и всегда остаются позади в плане развития орудий и методов труда и, следовательно, и по показателям прибыли в перспективе. Жаль только, что в Средние века этого видно не было…
А что же видел римский ремесленник? Папская казна сорит деньгами направо и налево, заказывает ванны, треножники для ванн, раковины, их ремонт[44], строительство новых церквей[45], сукно для выдачи некоторым служащим в качестве жалования[46] и прочим образом стимулирует ремесло. Более того, иногда Курия вместо части денег выдавала ремесленным объединениям сразу сырьё и еду[47]. И на кого же ориентироваться? На таких же ремесленников, у которых мало денег, или на папский двор, который всегда в чём-нибудь да нуждается и готов за удовлетворение нужды платить много? Для горожанина с узким экономическим кругозором, свойственным, впрочем, всем людям того времени, выбор очевиден. Реальность не располагает к серьёзному и долгому размышлению: книжек нет, сведений о отраслевом рынке в целом и мировом рынке – тоже, в будущее не заглянуть и по сию пору, а всё, что видно на практике – это горы денег у одних и бедность других. Естественно, совсем от обслуживания ремесленников отказаться было нельзя, но зависимость благосостояния сначала протоцехов, схол (от латинского schola – школа), а потом – и классических цехов от папских заказов оказалась весьма значительной. Осуждать людей за это трудно, зато можно просто констатировать последствия: римские ремесленники были довольно прочно связаны с двором понтификов.
Косвенно об этом свидетельствует то, что всякая эвакуация Курии из Рима заканчивалась возвращением понтификов и их двора, причём иногда, как в случае с Иннокентием III, даже по просьбе самих горожан[48]. Конечно, без знания о том, что папская Курия была одним из главных клиентов ремесленных объединений, можно увидеть в этом исключительно политический мотив, желание пересечь рознь в городе, как это видит Герье, это тоже мотив. Однако, если спрашивать себя, почему римская коммуна, в отличие от северных соседей, не может справиться с врагами, то ответ вот он, город работал на папу и его придворных, которые вдруг уехали. Представьте, насколько падало благосостояние и, следовательно, способность вооружиться и прокормить себя обитателей Вечного города, когда один из важнейших клиентов крупнейших ремесленных объединений уехал и больше не может стимулировать производителей? Это же почти гарантированный экономический кризис в отдельно взятом городе. Нет, конечно, если бы кто-то поставил коммуну в условия, когда сдача равна гибели, Рим, возможно, через пот и кровь справился бы и с папой, и с аристократией, и соседними городами… Вот только у римской коммуны всегда была возможность уступить, сохранив голову. Впрочем, об этом стоит сказать сильно позже, в какой-нибудь другой части …
Главное же следующее: присутствие папского двора сильно «разложило» римскую коммуну. Без присутствия Курии в городе римское ремесло слабело, переживало кризисный период и, соответственно, коммуна сдавала позиции перед лицом многочисленных врагов. У горожан просто становилось меньше возможностей закупиться оружием, а я напоминаю, что до централизованного снабжения ещё сильно далеко. И ладно бы проблема была только в том, что коротка кольчужка-то, так ведь даже с едой начинали возникать сложности: сельская округа постоянно под угрозой, следовательно, цены на еду взлетают в заоблачные выси со скоростью игрока в Смуту в момент, когда тот понял, что за хрень ему втюхали за предзаказную цену. Война в таких условиях была делом долгим и очень рискованный, победа и над аристократией, и над папой в борьбе за власть над Римом потребовала бы от коммуны упорства, умелого и решительного руководства и готовности отбросить разногласия, которых на XIII век у горожан не нашлось.
Для папства же это всё значило, конечно, возможность активно участвовать в этой своеобразной битве за Рим, да… Но ещё эти обстоятельства предрешили, во-первых, отставание от рыночных трендов на развитие производства товаров, условно, массового потребления, из чего естественным образом следовало общее экономическое отставание Папской области. Во-вторых, эти условия всё равно не позволяли понтификам занять прочные позиции даже в своей, вроде бы, столице, из-за чего им часто приходилось находиться вне Рима. В таких условиях достичь вновь каких-то существенных результатов в деле централизации можно было, только опираясь скорее не на системные факторы, не на что-то объективное, неизбежное, а на факторы скорее случайные, субъективные. Прежде всего, на личность папы, на его родичей, на кратковременно сложившуюся вокруг благоприятную обстановку и прочие вещи, на которые опираться не стоило бы, но приходится: объективных-то предпосылок для серьёзного укрепления папской власти тогда не было. Вот только субъективные факторы имеют неприятное свойство исчезать самый ненужный момент…
Осенние ветры
Для папства этот момент случился в 1227 году, когда отдал Богу душу последовавший за Иннокентием III папа Гонорий, тоже третий по счёту. Этот папа выгодно отличался от предшественника тем, что был в своё время наставником уже повзрослевшего сицилийского короля и императора Священной Римской Империи Фридриха II[49]. Это обстоятельство несколько смягчало напряжение между императором и папой, хотя оттягивание Фридрихом выполнения обета поучаствовать в крестовом походе и сильно действовало Курии на нервы… Однако следующий понтифик, Григорий IX, имевший неплохие шансы закончить правление вполне успешно, ввиду родства с Иннокентием III и, следовательно, возможности опереться на его клан, решил окончательно порвать с императором и отлучил его от Церкви. Примерно в этот момент юг Италии превратился для пап во вражескую территорию на долгие десятилетия. Фридрих II после этого явно понял, что глава церкви ему не друг. Пересказывать все перипетии борьбы между собой итальянских городов-государств, папы и императора, однако скажу лишь, что в 1241 году Григорий IX не смог даже собрать прелатов для торжественного проклятия Фридриха: они, отправившиеся в Рим морем, были захвачены флотом императора[50]. Флорентийский хроникёр, пусть и XIV века, Джованни Виллани так и вовсе пишет, что Иннокентий IV себя обнаружил в окружении отрядов императора, да таком, что никаким путём, кроме морского, до Лионского собора ему было не добраться[51]. Конечно, может, это и преувеличением, но вот то, что папа решил добираться до Лиона морем, на мой взгляд, говорит об опасностях, которыми было бы чревато путешествие по суше.
Смерть Фридриха II в 1250 году не избавила пап от проблем. Скорее проблемы только начинались. Династия Гогенштауфенов до 1266 года владела Сицилийским королевством, сын Фридриха, Конрад, был до 1254 года германский королём. Бороться с Гогенштауфенами сами понтифики не могли и для борьбы против них призвали французского принца Карла Анжуйского. Карл, конечно, добил потомков Фридриха, однако сам превратился в проблему для пап. Став сицилийским королём, он фактически захватил и апостольскую столицу, ведя себя в ней как хозяин[52]. Более того, он де-факто контролировал всю Италию, пользуясь помощью французских родственников. Французские короли, захватившие под предлогом Альбигойских войн Лангедок и методично выбивавшие английских вассалов в Нормандии и Анжу[53], внезапно стали сильными игроками на общеевропейской арене и могли позволить себе угрожать не только непосредственным соседям, но и безопасности Святого Престола. Вероятно, именно этим была обусловлена лояльность понтификов к французам.
Да, конечно, к началу XIV века Сицилийское королевство успело разделиться на две части: Неаполитанское королевство, находившееся под властью французов, и Сицилийское королевство, завоёванное арагонским королём. Разумеется, ещё до смерти Карла Анжуйского Неаполитанское королевство успело сильно ослабнуть, ввиду как восстания и неудачной войны с арагонцами, так и неудачного курса на возвращение католикам отбитого византийцами в 1261 году Константинополя[54]. Безусловно, французские короли были постоянно заняты войнами с англичанами, пытавшимися вернуть свои утраченные владения на материке. Однако французская угроза висела над Святым Престолом дамокловым мечом всё время с 1266 года. Если Священная Римская Империя, казавшаяся когда-то главной опасность для папства, всё глубже погружалась в пучины раздробленности, то Франция крепла и становилась всё более централизованной. И если до 1294 года понтифики шли в фарватере французских интересов, то в 1294 году на Святой престол снова взошёл человек с твёрдым характером и поддержкой итальянских кардиналов. В миру его звали Бенедетто Каэтани, в качестве папы же он получил имя Бонифация VIII. Казалось бы, не этот ли человек нужен, чтобы вернуть славные времена Иннокентия III… Вот только выяснилось, что нет. Недостаточно было поставить викарием Христа волевого человека с прочными социальными связями, чтобы заставить папство цвести и пахнуть. Тепло ушло, осенние ветры принесли с собой холод и тучи и листва на апостольском дереве стала краснеть и падать. Впрочем, это ещё было не страшно, самое страшное было впереди. На дерево надвигался ураган. Не самый сильный за всю его долгую жизнь, конечно, но от этого не менее мощный. Уже скоро французский король Филипп Красивый избавит историков от необходимости искать точку невозврата в истории папства…
Итоги первой части
Итак, какие же можно выделить основные тезисы в первой части?
- Ввиду единства руководства католической церкви и руководства государства Папская область, рассматривать их проблемы отдельно смысла не имеет, в том числе и потому, что проблемы одного оказывали влияние на другого.
- Расцвет папства произошёл на рубеже XII и XIII веков в результате временно благоприятного политического климата, высокого влияния церкви на жизнь общества, компетентности папы Иннокентия III в качестве правителя и главы церкви, а также наличия у него возможности и желания объединить хотя бы временно Папскую область под своей властью не только на бумаге, но и на деле.
- При этом папское государство уже носило в себе зачатки будущего упадка, так как конфликты между папой, феодальной аристократией и римской коммуной не позволяли эффективно управлять Папской областью без кровопролития, притом, что ни коммуна, ни аристократы, ни понтифики не могли одержать окончательную победу. Потенциальная основа экономического развития, Рим и его коммуна, были, ввиду воздействия рыночных механизмов, ориентированы на обслуживание папского двора, зависимы от него, и, следовательно, не смогли победить врагов в борьбе за город, что предопределило дальнейшее экономическое отставание Папской области от северных соседей.
- Сакральное значение папства не имело, по меньшей мере, для римлян такого большого значения, как иногда представляется некоторым исследователям, о чём нам недвусмысленно говорит, как минимум, судьба Луция II.
- Уже в 1220-е годы политический климат сильно изменился и папство быстро оказалось в достаточно слабой позиции, пострадав в войне с Гогенштауфенами, а после гибели последних – попав под сильное влияние французских королей.
Именно от этих тезисов я и буду отталкиваться во второй части. А перед тем, как откланяться, после подготовки к работе над этой серией статей я бы хотел сказать две вещи. Первое: история папства – это не просто сам по себе интересный объект для изучения. Это ещё показательный пример того, что роль личности в истории не так велика, как представляется нынче многим. Я понимаю, что у многих после развала СССР чешутся руки разоблачать и разрушать старые представления об истории, вот только разрушать некоторые вещи… ну… не стоит, скажем так. Увы и ах, даже великие люди то там, то сям уступали позиции массам. Единственное что, не надо всегда представлять себе массы, как именно миллионы, как «ширнармассы». Массы могут насчитывать несколько тысяч человек, под ними можно подразумевать даже высшее сословие, но даже такие ограниченные в размерах массы будут иметь больший вес, чем один человек, каким бы великим он ни был. Я не могу сказать, был ли Иннокентий III великим человеком, однако его несомненно сильный характер не смог в корне переломить ситуацию в государстве, не смог он окончательно победить ни коммуну, ни аристократию. Да и не мог, как показывает практика. Даже непонятно, хотел ли он этого…
Второе: роль религии в жизни средневекового общества тоже преувеличивать не стоит. Ещё недавно добрые католики-римлян без зазрения совести выгнали из апостольской столицы одного Христова викария, а через пару лет насмерть чем-то железным приложили другого. И ладно бы после этого римляне забились в муках совести и бросились в ноги следующему папе, умоляя о прощении, можно было бы решить, что они ничего такого не хотели… Но ведь и следующий понтифик не смог сразу въехать в Рим. Стало быть, с точки зрения римских ремесленников ничего такого не произошло. Вероятно, пойди уже Евгений III лично на штурм Капитолия, убили бы и его. Да, конечно, какое-то особое значение понтифик всё же имел, так как его именно выгнали, а не порвали в клочья, как епископа французского города Лан… Но всё же, когда вопрос встаёт для горожан ребром, всякое благословение перед персоной Его Святейшества быстро улетучивается и сыплющиеся как из рога изобилия проклятья перестают быть преградой на пути к цели. Тем более, ещё не совсем понятно, во что именно верили низшие слои общества в те времена? Конечно, уже многим известный случай с итальянским мельником, который верил в то, что мир – это сыр, относится к веку XVI[55], однако вполне логично будет предположить, что настолько разительно расходящиеся даже с Библией, а не только с теологической системой Фомы Аквинского, взгляды на мир имели место гораздо-гораздо раньше. Словом, нет, не надо считать средневекового человека неадекватным религиозным фанатиком без веских на то причин.
А на сём, пожалуй, откланяюсь до следующей части…
Список литературы:
[1] Abulafia D. Frederick II. A Medieval Emperor. N. Y.: Oxford University Press, 1988. — 466 p., p. 367.
[2] Виллани Дж. Новая хроника или история Флоренции / пер. М. А. Юсима. — М.: Наука, 1997. – 551 с., с. 193.
[3] Петрушевский Д. М. Очерки из истории английского государства и общества в средние века. – 4-е изд., вновь испр. и доп. – Москва : Соцэкгиз, 1937, 224 с., 124-126.
[4] История Испании. Том 1. С древнейших времен до конца XVII века. — М.: «Индрик», 2012. — 696 с., 241-244.
[5] История Норвегии / Под ред. А. С. Кана. – Москва : Наука, 1980. – 710 с., с. 148-150.
[6] История Швеции / Под ред. А. С. Кана; Акад. наук СССР, Ин-т всеобщ. истории. – Москва : Наука, 1974. – 718 с., с. 90-91.
[7] Геделунд Л.Н. История Дании / Пер. с дат. гр. Н. Пратасов-Бахметев – Санкт-Петербург ; Москва : т-во М.О. Вольф, 1907, VI, 263 с., с. 61-73.
[8] История Европы. Т. 2. Средневековая Европа. – М.: Наука, 1992.- 808 с., с. 274-275.
[9] История Польши. Т. 1. / под ред. В. Д. Королюка; Акад. наук СССР. Ин-т славяноведения. – Москва : Изд-во Акад. наук СССР, 1954. – 584 с., с. 74.
[10] История Венгрии в трех томах. Т. 1. / под ред. В. П. Шушарин. М.: Наука, 1971. 644 с., с. 127-129.
[11] Abulafia D. Frederick II. A Medieval Emperor., p. 93.
[12] Рапп Ф. Священная Римская империя германской; [пер. с фр. М. В. Ковальковой]. – Санкт-Петербург : Евразия, 2009. – 429 с., 212-214.
[13] Роже К. Катары. Боевой путь альбигойской ереси / Пер. с франц. А. Васильковой. — М.: Эксмо, 2010. — 400 с., с. 167-189.
[14] Robson M. The Franciscans in the Middle Ages. – Repr. In paperback. – Woodbridge : Boydell press, 2009. – XIII, 239 p., p. 69-72.
[15] Мулен Л. Повседневная жизнь средневековых монахов западной Европы X-XV века / Пер. с фр. Т. А. Чесноковой. Москва ; Классик : Молодая гвардия, 2002. – 346 с., с. 295–296.
[16] Ньюман Ш. Подлинная история тамплиеров / Перевод с англ. В. И. Генкина. — М.: Книжный Клуб 36.6, 2008. — 496 с. с. 244–248.
[17] Карсавин Л. П. Монашество в Средние века. – Москва : Ломоносовъ, 2012. – 186 с., с. 89–91.
[18] Гуковский М. А. Итальянское Возрождение; под ред. А. Н. Немилова, А. С. Кантор-Гуковской; ЛГУ. – 2-е изд., испр. И доп. – Ленинград : Изд-во ЛГУ, 1990. – 618 с., с. 163.
[19] Briggs C. A. The Real and the Ideal in the Papacy. The North American Review , Feb. 15, 1907, Vol. 184, No. 609 (Feb. 15, 1907), University of Northern Iowa, pp. 347-363., p. 353
[20] Rollo-Koster J. Avignon and its Papacy, 1309–1417: Popes, Institutions, and Society. Lanham, Md.: Rowman and Littlefield, 2016. XIV + 314 pp., p. 29
[21] Шафф Ф. История христианской церкви. Т. 5: Средневековое христианство. От Григория VII до Бонифация VIII. 1049-1294 г. по Р.Х. / Пер. О. А. Рыбакова. СПб., 2008. с. 302–310.
[22] Ковальский Ян Веруш. Папы и папство: [перевод с польского Т. Трифоновой]. – Москва : Политиздат, 1991, с. 113-138.
[23] https://www.treccani.it/enciclopedia/papa-niccolo-iii_(Dizionario-Biografico)/
[24] Блок М. Феодальное общество. — М.: Издательство имени Сабашниковых, 2003. — 504 с., с. 344-345.
[25] Гуковский М. А. Итальянское Возрождение, с. 157-158.
[26] История средних веков. Хрестоматия. Пособие для учителей. Сост. В. Е. Степанова, А. Я Шевеленко. М. «Просвещение», 1969, 335 с., с. 192-195.
[27] Герье В. И. Расцвет западной теократии. – Москва : Т-во “Печатня С. П. Яковлева”, 1916. – 354 с., с. 174.
[28] Бортник Н. А. Народные движения в Риме (1143–1343 годы) // Античность, Древность и Средние века. 1966. Вып. 5. – с. 23-329., с. 136-137.
[29] Там же, с. 141-142.
[30] Там же, с. 143.
[31] Бортник Н. А. Арнольд Брешианский – борец против католической церкви. – Москва : Изд-во Акад. Наук СССР, 1956. – 72 с., с. 40.
[32] Опль Ф. Фридрих Барбаросса / Пер. с нем. Ермаченко И. О., Некрасова М. Ю. — СПб.: Евразия, 2010. — 512 с., с. 59-60.
[33] Гуковский М. А. Итальянское Возрождение, с. 43.
[34] Бортник Н. А. Народные движения в Риме (1143–1343 годы), с. 141.
[35] Гуковский М. А. Итальянское Возрождение, с. 50.
[36] Герье В. И. Расцвет западной теократии, с. 174-175.
[37] Бортник Н. А. Народные движения в Риме (1143–1343 годы) // Античность, Древность и Средние века. 1966. Вып. 5. – с. 23-329., с. 144
[38] Герье В. И. Расцвет западной теократии, с. 174.
[39] Sayers J. Innocent III: Leader of Europe, 1198—1216. London ; New York : Longman, 1994., XIII, 222 p., p. 35.
[40] Герье В. И. Расцвет западной теократии, с. 172-173.
[41] Герье В. И. Расцвет западной теократии, с. 174-175.
[42] Там же, с. 177-178.
[43] Sayers J. Innocent III: Leader of Europe, 1198—1216., p. 68-69.
[44] Бортник Н. А. Народные движения в Риме (1143–1343 годы), с. 80-81.
[45] Там же, с. 82-83.
[46] Там же, с. 86.
[47] Там же, с. 81-82.
[48] Герье В. И. Расцвет западной теократии, с. 174
[49] https://en.m.wikisource.org/wiki/Catholic_Encyclopedia_(1913)/Pope_Honorius_III
[50] Рапп Ф. Священная Римская империя Германское, с. 228.
[51] Виллани Дж. Новая хроника или история Флоренции, с. 147.
[52] Runciman S. The Sicilian Vespers; a history of the Mediterranean world in the later thirteenth century. Cambridge University Press, 1958., XIII, 355 p., p. 117-119.
[53] История Европы. Т. 2. Средневековая Европа, с. 275.
[54] Подробнее см.: Runciman S. The Sicilian Vespers; a history of the Mediterranean world in the later thirteenth century.
[55] Подробнее см.: Гинзбург К. Сыр и черви. Картина мира одного мельника, жившего в XVI в. / Пер. с итал. М.Л.Андреева, М.Н.Архангельской. — М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2000. — 272 с.
